На стене рабочего кабинета руководителя областного центра патологии суставов и эндопротезирования, профессора доктора медицинских наук Александра Поливоды висит… шкура зебры.
«Это своеобразный талисман, — рассказывает Александр Николаевич. — Мне подарили ее в 1985 году. Я тогда только защитил кандидатскую диссертацию и мой тесть — Александр Сидорович Елагин, принес ее мне — на удачу. Я ему говорю: «Дедуля мы живем в однокомнатной квартире там только зебры не хватает. «Не-е-ет, — отвечает он, — «жизнь, как эта зебра, полосатая, светлая полоса меняет темную вот и ты станешь профессором, будет у тебя свой кабинет, там и повесишь шкуру»».
Все так и сбылось. Через семь лет я стал профессором, и с тех пор она всегда висит в моем рабочем кабинете на почетном месте.
Всего рабочих кабинетов в жизни Александра Поливоды было много
В Запорожье, Днепропетровске, Киеве, Одессе. Чем не судьба военного? Вот только служить в дальних гарнизонах не пришлось. Если не считать дальними гарнизонами лучшие клиники Германии, Франции, Великобритании, Бельгии, Соединенных Штатов, где он осваивал самые современные методики.
«Я — врач в третьем поколении, — рассказывает Александр Николаевич. — Начало медицинской династии положил мой дед-ветеринар. А если копнуть глубже, то в нашей семье как бы
объединились две дворянские фамилии. Моя жена Татьяна — из рода князей Елагиных. В Санкт-Петербурге даже есть Елагин остров, названный так по фамилии Ивана Перфильевича Елагина — стат секретаря Екатерины II».
Его потомок после революции перебрался на Кавказ, в Нальчик, и стал скромно работать конюхом. Там родился и отец Татьяны, и она сама. Ее дед никому не говорил, что он из дворян, но бабушка рассказала, что соседи его «вычислили».
«Странный, говорили, какой-то конюх: не ругается, голос не повышает, книги на чужеземных языках почитывает. Подозрительно!».
Но, слава Богу, последствий это не имело, видимо, не донесли. Потому что папа Татьяны, Александр Сидорович Елагин, стал при советской власти генералом, командующим Одесским военным округом, а это номенклатура ЦК КПСС. А перед этим служил в Грузии, Азербайджане, Прибалтике и на Дальнем Востоке. Как говорится, прошел огонь, воду, и медные трубы…
Моя же бабушка происходила из московских дворян Жемчуговых, которые потом жили в Екатеринославе, теперь это Днепропетровск. А дедуля, основатель нашей врачебной династии. Петр Афиногенович Силатов, был совсем не «графских кровей». Хотя в его роду были уважаемые люди. Его дядя — хорунжий ставропольского казацкого полка Андрей Ситало был Полным Георгиевским кавалером. У нас сохранилась фотография, где он при шашке с четырьмя крестами. Я впервые увидел это фото только в 80-х, оно было согнуто пополам, видно, прятали где-то в книгах. Ведь при советской власти сказать, что твой предок воевал в царской армии, было опасно. Ну и что, что он погиб героем? Защищал империю — значит контра!
Так вот, дедушка влюбился в бабушку-дворянку, и она полюбила его. Тогда такие браки не поощрялись, и прабабушка отказала родной дочери от дома. Не выгнала, дала приданое, но сказал:<<Хочешь выходить за него — выходи, но видеть мы тебя больше не желаем>>. И после свадьбы бабушка со своей матерью больше никогда не встречалась…
Дед был личность неординарная…
Статный, метр девяносто ростом, и красивейшей души человек. Теплый, светлый. К нему приходишь — и уже хочется жить и радоваться. Его улыбку в Днепропетровске все знали, очень популярный был человек. Ведь в те голодные времена ветеринарный доктор почитался чуть ли не больше врача человеческого.
Козочка или корова — это были кормильцы, если заболеют, о них беспокоились больше, чем о людях. А дедушка умел лучить по-настоящему. И заложил в своих детях трепетное отношение ко всему живому. Благодаря этому стала врачом моя мама. Она работала стоматологом в Днепропетровске, лечила даже маму Брежнева. В семейном архиве есть благодарственное письмо от нее. Мамина старшая сестра тоже врач — курортолог. Она жила в Краснодарском крае, работала директором санатория, была профсоюзным деятелем, ей даже присвоили звание «Почетный гражданин Анапы».
Дед прошел две войны — финскую и Великую Отечественную. Домой вернулся майором и привез большую американскую машину — «виллис». Я прекрасно помню ее. Когда дедуля уже стал стареньким и ему было тяжело работать, он решил заняться пчелами. Так вот, в этот «виллис» загружалось десять ульев, и мы выезжали на пасеку.
Мой отец — Никой Архипович Поливода — тоже успел повоевать
Он ушел на фронт в 43-м, когда ему было 18 лет. Он и в танке горел, и в разведку ходил. Закончил войну старшиной с двумя орденами Боевого Красного Знамени. Мать — Нина Петровна — тоже была на войне с конца 44-го года, правда, в инженерных войсках, так что в боевых действиях не участвовала.
А много позже, когда им уже было по 50, они опять попали в боевую обстановку — в Кабуле. В то время Советский Союз очень дружил с Афганистаном и построил в подарок королю Дауду королевский госпиталь. Отца, как специалиста по ортопедии и травматологии, в 1978 году направили туда по контракту на два года. Мама поехала с ним поначалу просто как жена, а потом, когда узнали, что она стоматолог, попросили лечить зубы сотрудникам посольства. В 1979 году прогремела революция, и им пришлось еще раз пережить войну. Оперировали под бомбежками, прикрывая своим телом раненых: и афганцев, и американцев, и русских…
Но это было уже позже. А сразу после войны отец поступил в Днепропетровский мединститут. И всю учебу проходил в шинели. Он мне потом рассказывал:<<Когда приходишь на экзамен в шинели, да еще с орденами, — к тебе и относятся по-взрослому>>. Хотя учились они оба на совесть, и подтверждение этому — кандидатская диссертация отца. Он защитил ее в Харьковском институте ортопедии и травматологии, где окончил аспирантуру. В библиотеке института до сих пор хранится его кандидатская диссертация — два тома, каждый объемом больше 1000 страниц. Для сравнения: сейчас средняя диссертация занимает страниц 200.
Мама моя тоже была врачом от Бога
Казалось бы, стоматолог -<<олицетворение страданий>>, к другим бояться идти, терпят до последнего, а у нее — очередь. Ей от дедули, того самого основателя династии, передались, как сейчас, говорят, экстрасенсорные способности. Мама, леча больного, всегда держала его за руку, и это действовало как обезболивание. Она и ушла из жизни в День Святого Николая, 20 декабря. Священнослужители считают, что люди, умершие в этот день, избранные Богом…
Мое детство прошло в Харькове. Нас с братом воспитывали в любви. Детство было радостным, озорным и прекрасным: пионерские лагеря, ночи у костра, песни под гитару, рыбалка, пляжный футбол… Все это плавно перешло в студенческие годы, стройотряды в Тюмени. Все события в жизни происходили у нас с братом в унисон. Он закончил школу с золотой медалью — и мне пришлось, он медин с<<красным дипломом>> — и я тоже, он в 38 лет стал профессором — и я тоже.
Правда, он кардиолог, а я решил пойти по стопам отца и стать травматологом. Почему травматологом? Да потому что хирургическая специальность намного шире, богаче и интересней, помимо классического разума исследователя должны быть еще и<<хорошие руки>>. Чем мастер отличается от остальных людей? Тем, что он лучше других делает то, что умеют все. Вот я и смеюсь, что наверное, Всевышний поцеловал не только мою голову, но и мои руки… А если серьезно, я считаю, что главное не то что ты делаешь, а то, как ты это делаешь.
Со второго курса института я ассистировал отцу в операционной. Когда окончил в 1978 году медин, встал вопрос, где работать? В институте, где отец заведовал кафедрой? Нельзя! В Советском Союзе это называлось семейственностью. Казалось бы, кто как не отец может передать сыну свои знания и умения. Сапожник научит сапожника, столяр — столяра, и это преемственность, трудовая династия. А научить лечить — ни в коем случае! И я решил уйти из института в городскую больницу. Много лет лечил не только больных, но и передавал знания молодым травматологам в институте усовершенствования врачей.
В 1993-м в Киеве я защитил докторскую диссертацию и в 1994 году мы приехали в Одессу. Собственно, родители жены нас давно сюда звали, но мы не хотели быть под крылышком папы-генерала, хотели сами встать на ноги. И только когда я стал доктором наук. Александр Сидорович настоял : «Хватит, ребята, перебирайтесь к нам поближе».
Кстати, моя дочка Ирочка училась тогда в Одесском мединституте, у нас уже была внучка Юлечка. А теперь она, к нашей радости. Тоже поступила в Одесский медицинский университет. Так что династия продолжается!
Единственный «не врач» в нашей семье — это моя жена Танюша
Таня — хранительница домашнего очага. У нее есть главное качество женщины, она умеет создать в доме обстановку уюта, красоты, комфорта и при этом сама умудряется сохранять свежесть, стройность и женское обаяние. Как она это делает — не знаю, но это очень здорово.
Она — уникальный кулинар, я не знаю, кто в Одессе готовит вкуснее ее. Фактически именно она добрый «серый кардинал» в нашей большой дружной семье: всех поддерживает, контролирует, делает это тихо и незаметно. Мы очень благодарны ей, потому что понимаем: наша счастливая жизнь — это ее искусство и труд.
Когда мы перебрались в Одессу, мне очень повезло
Я стал работать в НИИ медицинской реабилитации и курортологии и одновременно заведовал отделением травматологии в больнице водников, которую возглавлял академик А.А Лобенко. Именно тогда с легкой руки академика мне было поручено организовать и возглавить первую в Одессе клинику патологии суставов и эндопротезирования. Здесь, начиная с 1997 года, мы совместно с ведущими специалистами Украины и Германии (профессорами Олегом Ивановичем Рыбачуком, Карлом Дилем и приват-доцентом Томасом Зибелем) первыми на юге Украины начали широко внедрять современные технологии и эндопротезирования коленного и тазобедренного суставов.
За первый год существования клиники было сделано всего 5 операций, в основном с использованием отечественных имплантатов. В 2000 году таких операций было уже 40. Существенно расширился и диапазон используемых имплантатов — помимо отечественных использовались эндопротезы ведущих зарубежных производителей: Blomet, W.Link, Zimmer и De Pyu. В этот период я очень активно учился в ведущих клиниках Франции, Германии, Бельгии, Великобритании, где намного раньше стали делать подобные операции.
Сегодня мы выполняем до 200 операций эндопротезирования в год, но это — мизер с точки зрения мировой практики. Если в Украине в год проводится 4-5 тысяч таких операций, то в Германии — 500-600 тысяч, а в США — до миллиона, то есть совершенно другой порядок величин!
Это колоссальный труд, но дорогу осилит идущий. Вот почему я считаю, что моя задача как руководителя научить своих молодых коллег делать то, чему я уже научился. Я остаюсь дружен со многими известными хирургами Европы, они часто приезжают к нам в Одессу и сейчас уже им интересно то новое, что есть у нас.